«Лобби осталось». Прилепин: либералы в культуре заметают тему СВО под ковер

4 часа тому назад

2 Время чтения: 8 мин.

В интервью aif.ru писатель, подполковник Росгвардии Захар Прилепин рассказал, почему, несмотря на успех, раскритиковал экранизацию своего «Ополченского романса», о том, как мешает либеральное лобби, и о его главных страхах.

Даниил Тарабукин, aif.ru: Ваш «Ополченский романс», экранизация которого недавно вышла, получил очень высокие рейтинги. Вы же довольно сильно его критиковали. Почему?

Захар Прилепин: Ну, потому что книга и сериал — разные вещи. Сериал удался и вызвал шок в телевизионных кругах. Никто не думал, что такая тема может стать такой успешной. Но для меня, как для автора, в сериале есть вещи, которые меня смущают. Там добавили сюжетные ходы, которых у меня нет в книге, добавилась доля Болливуда. Но для меня это не кино, для меня это реальные события, мои реальные товарищи. И там, где происходит не так, как было на самом деле, я воспринимаю это с некоторым скепсисом.

Мне бы хотелось, чтобы сама по себе реальность была столь насыщена психологически, что её хватило бы на кино. Когда мы смотрим с вами «Батальон просит огня», «Они сражались за Родину» или «Горячий снег», мы не нуждаемся в том, чтобы там происходили какие-то неслыханные события и потрясающие совпадения. Там само по себе всё, что происходит, не отпускает от экрана. И я задаюсь вопросом — зачем эта накрученная фигня? Для приключенческого кино, может, это надо. Но здесь в этом нет никакой необходимости. В «романсе» судьбы людей — вот главное психологическое наполнение этого фильма. Но, тем не менее, победителей не судят. Ребята сделали сериал, который снес все рейтинги, и, значит, молодцы.

У нас в целом страна не знает ни одного современного героя СВО. Чапаев, Матросов, Зоя Космодемьянская, Гастелло одномоментно становились персонажами в хорошем смысле, в высоком смысле пропаганды для всей державы — Захар Прилепин

— События Ополченского романса происходят в 2014−2015 годах, когда идет Русская весна, разворачиваются события в Донбассе. Уже пора рефлексировать насчет событий, которые были тогда? Пора ли рефлексировать насчет того, что есть сейчас?

— Рефлексировать пора не только то, что есть сейчас, но и то, что будет завтра. Я нисколько не шучу и не иронизирую, потому что накануне Великой Отечественной войны уже снимались фильмы о скорых событиях. То есть население постоянно готовили к будущим событиям.

Поэтому все высказывания нашей артистической, режиссерской публики о том, что лучшее кино о войне снимали только после войны, — ерунда. Сильнейшие кино, театральные постановки, прозу, и поэзию писали во время войны и до войны. Все наши военные кампании немедленно становились предметом культуры. А уж в Великую Отечественную войну каждый год выходила целая россыпь шедевров. Сразу работали, сразу рефлексировали, не дожидаясь ничего.

Сейчас же в культуре пытаются занять позицию, сходную с Приднестровским, Осетинским, Абхазским конфликтами. Они говорят: «Давайте сейчас не будем, потом отрефлексируем». А после проходит 3–5 лет, и они говорят: «Да ладно, ну хорош, все в прошлом, у нас же нормальные отношения с Грузией, Молдавией, Румынией, давайте не будем ворошить». Их задача в том, чтобы все замести под ковер. А все, что они говорят про необходимость рефлексии позже, — вранье, которое не имеет никакого отношения к состоянию русской культуры вообще в любые времена. У нас «Севастопольские рассказы» Лев Толстой писал из Севастополя, их читала вся страна, а Бестужев-Марлинский писал о покорении Кавказа с Кавказа, будучи там боевым офицером, и их тоже читала вся страна. Вот что происходило во все времена.

Люди не способны помнить события, если они не включены в состав в самом широком смысле масштабной и тотальной пропаганды. — Захар Прилепин

— СВО нам уже, по сути, дала новых литераторов, новые культурные произведения. Как Вы считаете, формируется ли новый тренд?

— Чтобы он формировался, его надо формировать. Есть прекрасный роман «Собиратели тишины» Дмитрия Филиппова, автора, который сегодня воюет, служит в разведке, а до этого был сапером. Есть замечательный роман Валерии Троицкой «Донецкое море», есть еще ряд важных текстов. И если бы известные институции считали бы это поводом для создания тренда, о котором вы сказали, то о них бы знали миллионы людей в стране.

Я вас уверяю, что те тексты, которые я называю, неизвестны для 99% населения страны. У нас в целом страна не знает ни одного современного героя СВО. Чапаев, Матросов, Зоя Космодемьянская, Гастелло одномоментно становились персонажами, в хорошем смысле, в высоком смысле пропаганды для всей державы, для 200 млн человек. Ну, у нас Струна, ну, еле-еле там. Я уверяю вас, проведите опрос, 95% скажут: «Не помню, ну, вроде, был такой, вроде, песня какая-то есть». И всё, больше мы ничего и никого не знаем.

Конечно, по своим отчетам все эти упомянутые и не упомянутые мной структуры, скажут: «Мы 23 спектакля сделали, три фильма сняли, 14 радиопрограмм выпустили». Но это все чушь. Я знаю, как реально может выглядеть пропаганда, и какие у нее возможности. У нас пропаганда хорошо работает с образом Жириновского. Мы Жириновским накачиваем всю страну, он уже Ванга, а мы ни дня без Жириновского не живем, потому что есть специальные службы, которые со специальными целями Владимира Вольфовича реанимируют и реставрируют в ежедневном режиме. Ну, хорошо, нужен вам Жириновский для каких-то целей — ради Бога. Но какого-нибудь живого героя тоже сделайте для всей страны. Сделайте из какого-нибудь бойца «Брата» для всей страны, нового Бодрова. Нет, не делают.

— Но ведь тему СВО под ковер, особенно в культуре, замести никак не получится.

—Почему не получится? Все у них получится и получается прекрасно. Люди не способны помнить события, если они не включены в состав, в самом широком смысле, масштабной и тотальной пропаганды. Если государство не будет этим заниматься, то вы про это забудете. Я вот живу в деревне, там вроде все знают, кто я такой, чем я занимаюсь, многие относятся с уважением. Один раз я подарил соседу майку с Моторолой, Арсеном Павловым. Сосед говорит: «А кто это?». Он следит за СВО, болеет за наших. Я говорю: «Это Арсен, Моторола». Он говорит: «Я не знаю». Если в 1949-м году пошли бы и спросили, кто такой Кошевой или Матросов, то ответили бы везде. Мы разве не умеем так? Умеем, но не хотим.

— Почему?

— Потому что горизонтальные связи либеральных ждунов в России по-прежнему крепки. В мире театра, в мире кино они по-прежнему являют собой большинство внутри этих структур. Они старательно оберегают свою территорию.

Вот я сам имею отношение к театру, и я прекрасно знаю, что даже в моем театре для молодых артистов вся эта тема какая-то такая: «Что-то там происходит, да». А в других театрах она просто отсутствует, как будто это происходит не сегодня и сейчас, а в 1855 году на Луне. Для них это где-то там, за пределами их сознания и их представлений.

Читать также:

У Ипполита - самая дорогая. О чем говорят шапки героев «Иронии судьбы»

Я об этом говорил президенту. Он ответил: «У нас нет такой государственной политики». Я знаю, что нет такой государственной политики, но такая политика есть у тех людей, которые контролируют эти структуры. При этом они могут сказать то, что им положено сказать, и отработать эту нехитрую повесточку, а после пойти к себе заниматься тем, чем они занимались последние 33 года.

Они (либералы) говорят, что мы не умеем с ними конкурировать и завидуем. Да ну? Они прекрасно знают, что мы снимаем кино — и бьем все рейтинги. — Захар Прилепин

— Но ведь большое количество актеров покинули Россию с началом СВО.

— И что? Ну, покинули, ну уехал Смольянинов*, Панин* и еще пять человек.

— Остальная часть, вы хотите сказать, осталась?

— У нас создается 100 фильмов в год, в них снимаются 5 тыс. артистов. Из них уехали 10 человек. В нашем же сериале снялось пять звезд, а предлагали играть мы 50-ти, а может, 150-ти людям. В итоге пять человек согласились, а 145 отказались. И это плюс-минус и есть реальное положение вещей в нашем кинематографе. Кроме того, те молодые артисты, которые у нас снялись, сказали: «У нас уже проблемы». И они начались сразу. У ребят просто начали слетать проекты. Это и есть наша киносреда.

Так что я прошу отдавать себе в этом отчет, а не говорить, что все уехали, все изменилось, теперь среда другая. Вы просто в этой среде не живете. Уехали самые невоздержанные на язык люди, и то из них уже многие вернулись. При этом те, кого не признали иноагентом, уже тихонько играют дальше. А сама по себе среда такая же, как они, она просто не такая крикливая и истеричная. Но у них в голове ровно то же самое, что у Панина и Смольянинова.

От государства текут огромные деньги, а они сидят, раскрыв рот, и эти деньги ловят и перерабатывают. Вот их работа. А СВО? Ну, СВО пройдет, среда останется, и ничего им пока не грозит.

— То есть в вашем понимании без — я прошу прощения за грубое слово — чистки культурной среды качественного переосмысления событий СВО не будет?

— Знаете, речь не совсем о чистке. Я в целом даже не против, чтобы они существовали дальше. Тут стоит другой вопрос: нам нужно создание параллельной среды, пусть даже она будет составлять 5% от существующей. Чтобы у нас по спецпрограммам во ВГИК, на режиссерские курсы, в систему управления в сфере культуры попало известное количество участников СВО.

И если в сфере культуры появятся эти люди, то они внутри организуют свои горизонтальные связи. Вот их во ВГИКе на каждом курсе будет по 5–6 человек. И 1–3 преподавателя, которые плюс-минус им симпатизируют. И это сразу поломает всю систему. Потому что преподавателям-либералам эти три бойца СВО скажут прямо: «Что ты несешь, Альфред Моисеевич? Что ты несешь? Это не так». И эти ученики же не боятся ничего, так что они будут отстаивать свое мнение. Ну а если у них будет еще и свой преподаватель, то это дестабилизирует всю систему, и она будет вынуждена с этим считаться. Кроме того, сами студенты увидят другую историю, других людей, другие возможности. Потому что за бойцами СВО — правота, сила и все остальное.

Об этом идет речь, не о чистках. Они (либералы) говорят, что мы не умеем с ними конкурировать и завидуем. Да ну? Они прекрасно знают, что мы снимаем кино — и бьем все рейтинги. Мы ставим спектакли — и они становятся самыми популярными в Москве. Я выпускаю книги — и в прошлом году был одним из самых продаваемых писателей в России. Их пугает, что выяснится, что они получают миллиарды, а не могут конкурировать с группой патриотов, которые получают 0,01 от этих сумм.

— Вы упомянули про Ваши книги. А продолжение «Ополченского романса» планируется?

— Да, я хочу написать еще одну книгу. Продолжение или нет — неважно, есть ряд историй, связанных с моими друзьями, командирами, [первым главой ДНР] Александром Захарченко, упомянутым Моторолой и другими моими товарищами. Тем более со времен «Ополченского романса» у меня погибли ряд героев той книги и много других ребят. И я чувствую перед ними долг и обязанность замолвить слово.

— О каком периоде будет книга?

— Это будет серия разных историй обо всем периоде, с 2014 по 2025 год.

— Почему такой широкий период?

— Я не ставлю перед собой задачу написать эпос, я ставлю задачу описать какие-то ключевые, типологические ситуации. По большому счету, задача в том, чтобы описать характер нынешнего человека, который взял и вышел из этого либерально-буржуазного морока, где свобода передвижения, жвачка и джинсы для него — самое основное, и пошел и вернулся в мир русских героев, русского мифа, и стал там жить. Что этот человек из себя представляет, что у него в голове, как он к этому пришел, как он разговаривал, как он двигался, как он смотрел — вот эта задача для меня важная. Поэтому, какая разница — 2014, 2016, 2025 год, — это никакого значения не имеет

— Наброски уже готовите?

— Да нет, я никаких набросков не готовлю, план я себе написал, а пишу обычно набело. Будет время — сяду и напишу за месяц-два эту книгу, а пока в работе другие истории.