«Голливуд себя изживает». Олег Тактаров рассказал, почему вернулся в Россию

Чемпион UFC и актёр Олег Тактаров в интервью aif.ru рассказал, почему изживает себя Голливуд, во что превратился Лос-Анджелес и чем проигрывает Сарову, почему жалел Джеффа Монсона в недавнем поединке, а также восхитился профессионализмом подхода на съемках «Конька-горбунка», поведал о потерянных ролях в западных фильмах из-за СВО и недостатках «Квеста», идущего сейчас в прокате.

«Не могу осуждать молодое поколение»

Владимир Полупанов, aif.ru: — Олег Николаевич, анонсируя идущий в прокате фильм «Квест», где вам досталась роль Лесника, вы сказали, что он напоминает вам детские приключенческие фильмы, на которых вы росли. «Например, „Вождь краснокожих“, „Пятнадцатилетний капитан“, когда дети попадают в разные ситуации и из них выпутываются, используя смекалку, дружбу, находчивость». Судя по вашим словам, это очень правильное кино. По вашим ощущениям, оно получилось, удалось донести смыслы, озвученные вами?

Олег Тактаров: — Я перфекционист, поэтому скажу, что там есть нюансы, над которыми я бы поработал при монтаже. Оно получилось, на мой взгляд, немного затянутым. Я бы его сократил до 1,5 часа. Это самая, пожалуй, большая проблема фильма. Но в любом случае хорошо уже то, что сделана попытка снять кино для подростков. И все недостатки компенсируют прекрасные пейзажи, снятые в Карелии, Ленинградской области и Краснодарском крае. Красотища! У нас в России столько красивых мест, с ума можно сойти.

— Вы собой довольны в этом кино?

— В том-то и беда, что я собой доволен. А нужно быть довольным всеми. Есть фильмы, где я собой был недоволен, а кино получилось офигенное.

— Это какое же?

— Например, мой первый фильм «15 минут славы».

— С Робертом де Ниро?

— Да. Я был очень недоволен своей формой в последнем кадре. Мой герой (преступник — прим. ред.) в бегах. Явно, что у него недостаточно денег. Он должен, наверно, схуднуть. А на экране появляется репа килограммов на 10 больше, чем в первых кадрах. В Америке вообще тяжело похудеть. А мы к тому же жили в дорогом отеле Waldorf Astoria в центре Нью-Йорка. И я обнаружил, что на 21-м этаже можно было бесплатно есть всякие плюшки и пить кофе. Заходишь на чашечку кофе, а там развалы всякой вкуснятины. Поэтому никому не рекомендую заходить на 21-й этаж Waldorf Astoria.

— Мы с вами получили воспитание и образование в советские времена, когда культа потребительства не было. В «Квесте» играют молодые люди, которые выросли в системе потребительства. У вас нет ощущения, что это поколение потерянное?

— Не могу осуждать молодое поколение. Считаю, что каждый человек в любом поколении может вырасти нормальным и сделать больше, чем я, например. Наше поколение развивалось в двух направлениях после развала СССР — некоторых понесло, а кто-то, как я, не может на себя лишнюю копейку потратить. Мои женщины часто мне говорили: «Ты мне покупаешь всё подряд, а себе ничего». Меня мама так воспитала. Делаешь ей подарок, а она говорит: «Зачем мне новое пальто? Я старое подлатаю». Вот так она относится к себе, хотя и деньги есть. Но менталитет уже не поменяешь.

— Отсутствие сегодня внятной идеологии, на ваш взгляд, на воспитании молодежи сказывается?

— Наоборот, когда идеология искусственно навязывается, это мешает жить. И так ведь всё понятно, как должно быть. Нужно создавать условия для идеологии. Если есть, что защищать, не нужно лишний раз напоминать о том, что тебе дали твоя страна, общество.

— Вы сказали, что в работе находятся еще два проекта, которыми вы живете. Можете приоткрыть завесу тайны?

— Не то что живу. Бой с Джеффом Монсоном немного стряхнул плесень. И началось движение. Может, так совпало. В любом случае я был на слуху. Наверно, это где-то и помогло. Нашлось финансирование на фильмы, сценарии для которых уже давно написаны. Я нашел человека с большим опытом работы в кино — по его сценариям уже вышло несколько фильмов. Он прекрасно справился с задачей — выдал шедевр в тот момент, когда я уже хотел отказаться от этой затеи. Я еще не такой старый и вполне могу сыграть Василия Ощепкова (родоначальник советского дзюдо и один из основателей самбо — прим. ред.), о котором и будет снят фильм. Надеюсь, в этот раз всё сложится.

«Чтобы снять большое хорошее кино, нужно жить не только в Голливуде»

— У вас большой опыт работы в Голливуде. Теперь и в России много снимаетесь, сейчас в третьем сезоне сериала «Триггер». Как вам кажется, наша киноиндустрия хоть в чем-то приблизилась к американской?

— Я уже говорил, что когда работал на съемках «Конька-горбунка» у продюсера Сельянова, не понимал, где нахожусь — то ли в Питере, то ли на студии Universal Pictures, где мы снимали «Сокровище нации» (2004 г. — прим. ред.). Ощущения одинаковые. По подходу, отношению к работе, организации съемок — всё настолько профессионально. Ловил себя на мысли, что не знаю, на каком языке разговаривать. Ощущение большого мирового кинематографа. Приходишь на площадку, а там масса дизайнеров по костюмам, закройщиков, гримеров, осветителей и других людей. Никто лишних слов не говорит, все работают. Никто не выходит курить. Это тоже показатель. В Голливуде почти никто не курит во время съемок. В Европе курят, в Америке нет.

— Вы признавались, что четыре проекта с вашим участием — три в Америке, один в Великобритании — отменили после начала СВО. Отменили не потому, что вы непрофессионал или не хватило бюджета, а по той причине, что вы родом из России. Обидно?

— Если бы был непрофессионалом, я бы не прошёл кастинг. Сначала было обидно, а когда проекты, как мыльный пузырь, стали лопаться, даже смешно стало. Закономерность прослеживается. Проекты должны были сейчас запуститься. Но в Голливуде началась актерская забастовка. И всё встало. По-моему, только фильм «Охота на воров-2» (Den of Thieves-2) без меня должен выйти в следующем году. Не думаю, что он соберет большие деньги в прокате. В первом я играл грабителя, водителя грузовика. В финале мы празднуем ограбление. А где грабители в следующем фильме? Какая-то несвязная история получилась. Режиссер говорил, что сильно ужали бюджет. В общем, ничего страшного. Не снялся, и Бог с ним.

— В последнее время редко попадаю на хорошее голливудское кино. Из просмотренных разве что фильм Дэмьена Шаззела «Вавилон» с Бредом Питтом про становление Голливуда доставил удовольствие. А остальные даже не запомнились.

— Когда Голливуд снимает про Голливуд, хорошо получается. У того же Тарантино все получилось в фильме «Однажды в Голливуде» (2019 г. — Ред.), потому что это знакомая ему тематика. Люди там всю жизнь работают, и об этом они могут сделать хороший фильм. А чтобы снять большое хорошее кино, нужно жить не только в Голливуде, испытать трудности реальной жизни. Многие там уже в четвертом и пятом поколении эту жизнь не видели.

В целом, Голливуд сам себя изживает, вы абсолютно правы. Сейчас индийское, китайское кино на подъеме, южнокорейское выигрывает все призы на фестивалях, турецкие сериалы смотрят по всему миру. Кто об этом мог подумать? Кстати, когда мы делали фестиваль Bridge of Arts, у нас два года подряд побеждали иранские фильмы, при том, что в жюри были французы, американцы, итальянцы. И они голосовали за иранское кино.

— Почему наши фильмы редко что выигрывают на международном уровне? Есть отдельные прорывы. Фильм «Вызов» хорошее кино, на ваш взгляд?

— Не берусь судить. Не мое кино. Мой фильм — это «Кукушка» Рогожкина. Я был очевидцем, когда в маленький старинный (фестивальный) кинотеатр в Лос-Анджелесе с одним залом стояла огромная очередь в три кольца на «Кукушку» в 2002 году. Меня тогда это очень поразило. В этот же год на «Оскар» был выдвинут другой российский фильм («Дом дураков» Кончаловского — прим. ред.). Я видел безумные глаза людей, которые бежали из кинотеатра после нескольких минут просмотра. Типа, куда мы попали?

Я прилетел в 2004-м в Россию из Америки на съемки сериала «Охота на изюбря» и думал тогда, что найду какой-нибудь такой же сценарий, как у «Кукушки», и мы попробуем сделать что-нибудь совместное — российско-американское. Но ничего не получилось. Пожалуй, только мой герой в фильме «Хищники» (2010 г. — прим. ред.) перекидывает этот мостик. Больше особой связи с Россией в голливудском кино не было за последние годы.

— Слышу от актеров, что Голливуд чаще всего снимает русских актеров в отрицательных ролях. Это так?

— У меня не было такого ощущения. Всё зависит от сценария. Для фильма «Хищники» он был написан Александром Литваком, который родился в Киеве и в 16-летнем возрасте переехал в США. Он наделил моего героя качествами Шварценеггера, который снялся в предыдущем фильме «Хищник» (1987 г. — прим. ред.). Если на картине работает представитель России или выходец из СССР, они вытянут в свою сторону. Если там работают люди из Испании или Мексики, то они вытягивают в свою.

«За границей только солнца больше. Это единственный плюс»

— Вы говорили, что чувство патриотизма особенно остро проявляется на чужбине…

— …об этом писали эмигранты еще самой первой волны, которые уехали из России после революции 1917 года. Часть из них перебралась не так далеко вроде — во Францию, например. Но какие у них были ностальгия и внутреннее восхищение своей страной и ее культурой. Насколько она круче во всех отношениях. Слово «патриотизм» я не очень люблю. Но любовь к Родине, действительно, особенно усиливается на чужбине.

— А в какой момент вы остро это почувствовали?

— Острее всего в первый день пребывания в Америке в 1995 году. Когда ты сидишь в Техасе, готовишься к бою, а у тебя связки порваны, есть нечего. Еще недавно ты был звездой, гламурным ухоженным мужчиной, который вяло смотрел на очередных женщин от пресыщенности. И вот ты чувствуешь себя в полном дерьме. Просто воешь от тоски. Я купил на последние 10 долларов телефонную карточку и позвонил товарищу в Россию. Мы поболтали всего 2 минуты. Но я такие эмоции испытал, словами не передать. Со временем чувство ностальгии притупляется, конечно. Но когда снимаешь розовые очки и начинаешь анализировать, то понимаешь, что за границей, и то лишь в странах, которые южнее, только солнца больше. Это единственный плюс. Больше нет.

— Часть нынешних эмигрантов, уехавших из России после начала СВО, желает своей стране погибели. С чем это связано, на ваш взгляд?

— Я ничего такого не слышал и не знаю. Бывает, что журналисты подлавливают, провоцируют. И из тебя идет агрессия. Ты вынужден защищаться. Мне 56 лет, я уже давно успокоился. Но иногда бывает обидно. Допустим, снялся в рекламе пива миллион лет назад — мое фото разместили на банке. Я ее даже в руках не держал ни разу. Один спортсмен, когда решил податься в депутаты, сделал себе пиар-кампанию на том, что поливал меня грязью за это. Какое ты имеешь право? В тот момент я зарабатывал деньги в кино, а не в спорте. Если я актер, рекламирую, что хочу. У меня есть какие-то табу. Я никогда не буду рекламировать букмекерские компании, то, что действительно вредит человеку. Те же энергетики, от которых люди умирают. А тут напиток, который появился на Руси в 14-м веке. Когда Месси рекламирует пиво, к нему нет претензий, а ко мне почему-то есть. Со мной, кстати, тогда продлили рекламный контракт на второй год. А это хорошие деньги. Мне сказали: «Олег Николаевич, благодаря вашему участию мы вышли на первое место по продажам». «Это не я, а дебилы, которые муссируют эту тему, помогли», — ответил я. Многие раскупили эти банки пива просто на сувениры. У меня самого нет ни одной. Прошу: пришлите. Но никто не хочет отдавать.

— Фильм «Роллербол» с вашим участием вы назвали дерьмовым. И сказали, что в Голливуде от режиссера мало что зависит. Вы же прямой человек, бывало, что высказывали режиссеру все, что о нем думаете?

— А какой смысл говорить, если фильм снят и вышел в прокат? Тут уже ничего не исправишь. Бывает, что в процессе съемок или до я тактично пытаюсь повлиять. Например, в фильме «Поддубный» (2012 г. — прим. ред.) должен был изначально я играть. Я прилетел специально из Америки, мы сделали пробы. Как меня учили в американской театральной академии, я изложил на 5 листочках, что можно добавить в сценарий, чтобы его улучшить. Предложил задействовать американских рестлеров, например Халка Хогана, который готов был сняться за копейки. Часть съемок проходила в Америке, потому что Поддубный бывал там. Я позвонил Хогану и спросил его, за сколько он готов сняться. «Ты же друг Питера (у нас был один агент), трешку мне дадите за съемочный день — и ладно», — сказал он. Если такие ребята появляются в кадре, то фильм сразу становится конкурентоспособным на мировом рынке. Я все это подробно написал. Прошли пробы, меня уже почти утвердили. И вдруг я слышу: «А вы кто — актер или продюсер?» А я за свои деньги прилетел на съемки, между прочим. И говорю агенту: «Пусть мне оплатят билеты и гостинцу, я уезжаю». Вот такое отношение. Я всего лишь тактично предложил улучшить проект, раз мы в одной лодке плывем.

— А что людям не понравилось, я не понял?

— Может, из-за этого бюджет увеличился бы, а у них уже было всё расписано. А может, это какие-то внутренние ревность и зависть. Я всю свою жизнь и там, и здесь сталкиваюсь с этим. Не знаю, чему завидовать и к чему ревновать? Может, наших бесит то, что я снимался в Голливуде, а они нет. Хотя почти все эти люди из аристократических киносемей. То есть у меня получилось, а у них нет. Поэтому меня тихо ненавидят. И в Америке то же самое — приехал из России и поднялся выше их, что в спорте, что в кино. И так же тихо за это ненавидят. Люди в подпитии делились со мной этими эмоциями.

«Прекрасное чувство страха, которое трансформируется в энергию движения и победы»

— Не могу поверить, глядя на вас сегодняшнего, что в детстве вы не могли за себя постоять. Ваш отец отвел вас в секцию самбо и дзюдо именно по этой причине. Правда?

— Я мог за себя постоять. У меня был врожденный ген любви к людям, независимо от того, как они себя вели. Мне всегда жалко было бить людей. У нас было два парня, которых после учебы все время ждала толпа «гиен». И мне приходилось за них заступаться. Жестокость у меня появилась гораздо позже, когда я за товарища заступился на дискотеке. Это было летом между 8-м и 9-м классами. Я двух ударил, они лежали в луже крови и подняться не могли. Но потом, правда, снова пошли в мою сторону. Я подлетел к ним, и опять — бабах. Вот в этот момент я стал маленьким зверенышем. Даже стал получать какое-то удовольствие, когда бил нелюдей. Подчеркиваю — НЕЛЮДЕЙ.

— В одном из интервью вы рассказали о том, как «воспитывали» своих поклонников. «Я даже метелил некоторых особей, которые в алкогольном опьянении болели за меня в приличных местах, — признались вы. — Отводил в туалет и там метелил. Потом они рассказывали другим. А после болели за меня культурно и с уважением к сопернику». Как часто использовали этот метод «воспитания»?

— Нечасто. Но было такое раньше в России. Так получилось. Смотрю — идет поддатая «особь». Пришлось его «воспитывать». Но где-то в 47 лет у меня закончился избыток тестостерона, который так проявлялся в виде физической агрессии. Сейчас уже этого нет. Я успокоился.

— «Порхай, как бабочка, жаль, как пчела», — эта фраза принадлежит легендарному боксеру Мухаммеду Али. А вы, взяв себе псевдоним Русский медведь, каким девизом чаще всего руководствуетесь в спорте и в жизни?

— В спорте я всегда давал себе установку: все равно выиграю я, сломаешься ты (соперник — прим. ред.). Нам обоим будет тяжело и больно, но я перетерплю и точно умру последним.

— В этом году вы вернулись на ринг. 18 августа вы провели первый бой по правилам бокса с Джеффом Монсоном. Поединок закончился вничью. Кто из вас больше жалел соперника — вы его или он вас?

— Конечно, я его. У него один глаз, по-моему, почти не видит. То, что сбоку летит, он пропускает. Он столько боев и ударов перенес, поэтому расслоение сетчатки случилось. Я старался его тыкать прямыми. Первые два джеба (короткий удар левой — прим. ред.) долетели, и мне стало как-то не по себе бить российского депутата. А во втором раунде, когда у меня левая нога перестала двигаться (из-за травмы — прим. ред.), смотрю — он попёр. Я ему правый бросил. И так в лицо заехал, что даже обе руки я вскинул и говорю: «Извини, извини».

— Какие эмоции испытали от возвращения?

— Классные. Особенно от подготовки. Появилось то самое прекрасное чувство страха, которое трансформируется в энергию движения и победы. Я стоял за шторами перед выходом на ринг, звучала какая-то песня «Любэ». А у меня мысли: «Может, назад повернуть? Чего-то я, по-моему, погорячился». А потом делаешь шаг вперед и… ловишь это классное состояние. У тебя такое внутреннее напряжение, такой мандраж уже за месяц, что килограммы уходят, теряешь вес. Офигенно!

— Вы меня удивили — до сих пор испытываете мандраж?

— Конечно! Как контракт подписал, так он и появился. Потом его становится меньше с каждым днем. Когда ты долго не выступаешь, он неизбежен. У меня был перенастрой в Америке. До этого я выиграл все турниры. Когда я на них выходил, мандража было ровно столько, сколько нужно. Когда у меня был первый бой в UFC в 95-м, такой мандраж начался, что можно одеревенеть. С перебором. Ноги ватными становятся. А когда втянулся, отпустило. С Монсоном то же самое было, поскольку давно не выступал. Но ощущения крутые! Пересматривал, как я в 39 лет скачу по рингу против Дольфа Лунгрена, и думал, что против Монсона смогу так же. Вроде времени немного прошло, но ноги уже так не держат. Надо с этим что-то делать.

— Промоутер Владимир Хрюнов заявил, что у вас будет еще бой с мексиканским бойцом. Это правда?

— Надеюсь. Мексиканца мне уже будет не жалко бить.

— Монсон уже родной. Его жалко?

— Конечно, жалко дедушку. Но болевой бы я ему все равно сделал. Мне, как базовому борцу, людей бить всегда было неудобно. Это даже на UFC прослеживалось. С борцами я старался все-таки бороться. Это они меня пытались колотить то коленками, то еще чем-то. А у меня какие-то свои кодексы чести были.

— После начала СВО к нашим бойцам в UFC отношение не поменялось?

— Нет. UFC — это частная организация, в которой есть акционеры, и они строго спрашивают у того же президента Дейна Уайта за каждый промах. Поэтому отношение к нам подчеркнуто любезное. И я, по крайней мере, это испытал, когда выводил Рината Фахретдинова в июне прошлого года на первый бой в UFC. И к нему хорошо относились, но ко мне как-то подчеркнуто корректно. Такое ощущение, будто «легенда вернулась домой».

«У меня два кота, которые гуляют, где хотят»

— Вы как-то сказали: «Когда я участвовал в боях, у меня была аллергия на людей. Всё, что шевелится и на двух ногах и тем более мной интересуется, было физически невыносимо. Я в буквальном смысле избегал людей». А потом наступил период, когда вам стало нравиться внимание?

— Внимание нравилось в редких случаях. Когда ты проехал на красный свет и остановивший тебя полицейский узнал и отпустил тебя. А еще когда у тебя первая встреча с девушкой, которая о тебе ничего не знает. Ты ее приводишь в компанию, и тебе все окружение начинает петь дифирамбы. Некоторые девушки, правда, шугались этого. Но с теми, кому это нравилось, облегчало задачу.

— Прожив в Америке много лет, вы все-таки вернулись в Россию. Ностальгия замучила? У вас никогда не было желания там пустить корни?

— Я снимался в фильме «Мужчина из Торонто» в Канаде. Там большая роль, огромные деньги заплатили за две недели сидения в одной комнате. Ковид был. Поэтому так платили. Я, пользуясь моментом, решил навестить своих детей, которые там живут. Вылетаю первым классом на Аэробусе 350 из Торонто в Лос-Анджелес. В первом классе никого, кроме меня. Один. И за то, что у меня маска оказалась три раза ниже носа, задержали рейс, подогнали к самолету трап и высадили меня. Но, думаю, что еще главной причиной стало другое — моя просьба. Там главный стюарт был геем. А остальные женщины. И я попросил одну из них, чтобы этот … меня не обслуживал. Они так обиделись, что высадили меня. Сажусь на следующий рейс, прилетаю в Лос-Анджелес. И вижу ужас, в который превратился за последние годы Беверли-Хиллс и вообще Голливуд. Какие-то грязные палатки, мусор. Думаю: «Куда я попал? Это что такое?!» Помните, как в 80-е годы Америку показывали в фильмах, типа «Робокоб». Я это увидел в реальности. Просто ужас!

Последней каплей стала прогулка. Мы с товарищем от океана пошли по безлюдной широкой тропе. Прошли километров 15 в сторону гор. Навстречу идут две женщины лет 45-50 без масок. Разговаривают между собой. Увидев нас, они надели маски. И кричат нам: «Извините, извините». За то, что без масок. А мы идем без масок и смеемся. И тоже им говорим: «Сорри, сорри». И вдруг они поворачиваются и кричат нам вдогонку: «Вы — не сорри». Они возмутились, что мы были без масок на горной тропе. Что там с народом происходит?!

— А где у вас сегодня дом?

— В родном городе — Сарове. У меня сегодня ночная съемка в Москве. Я попросил купить билет на поезд, который уходит в час ночи. Так что со съемок — сразу домой.

— Наверно, большой контраст между Лос-Анджелесом и Саровом?

— Конечно. Саров круче. У меня там два кота, которые гуляют, где хотят. Мышей иногда приносят. Я могу там разводить костер, когда хочу и во сколько хочу. В Лос-Анджелесе я себе такое не мог позволить, как и баню затопить. Там всё так быстро горит, что за баню на дровах могут сразу арестовать. Про костер вообще молчу.

— Кажется, что вы бесстрашный человек. А когда вам было по-настоящему страшно?

— Постоянно. Я просто научился перешагивать страх.