Ян Цапник: «Зря думают, что я веселый…»

Звезда Яна Цапника взошла после роли в сериале «Бригада», где он блестяще сыграл культового персонажа Артура Лапшина, бывшего комсомольского функционера в малиновом пиджаке, легендарного нового русского.

Дальше были и другие яркие персонажи — и криминальные, и героические, и комические. И перечислять их можно долго, ведь в творческом багаже артиста более двухсот ролей!..

Причем Цапник не придерживается какого-то определенного амплуа, скорее, наоборот: по его словам, чем больше одна роль отличается от другой, тем лучше.

В сериале «Шаляпин», который с успехом прошел недавно на телеканале «Россия 1», Ян сыграл одну из главных ролей: Мамонта Дальского, близкого друга Федора Шаляпина и одного из самых известных актеров того времени. Нам удалось встретиться с артистом и поговорить с ним и об этой роли, и об актерской профессии вообще, и о том, как складывается личная жизнь…

МАМОНТ И ГАМЛЕТ

— Мамонт Дальский — сложная роль. Но, наверное, интересная?

— Мне все это близко, поскольку я прослужил 14 лет в Большом драматическом театре имени Г.А. Товстоногова в Питере. Сыграл там пять главных ролей, выходил на сцену с такими великими артистами, как Владислав Стржельчик, Олег Басилашвили, Алиса Бруновна Фрейндлих, Света Крючкова, Ниночка Усатова. И поэтому отчасти я был готов к этой роли. Мамонт Дальский — уникальная личность. Ему было абсолютно наплевать, в каком театре играть, что играть и, допустим, хорошие ли костюмы на актерах, какие декорации, есть ли крыша вообще над театром. Это так писали о нем современники. Потому что он сам был театр: это был сумасшедший фанатик, безумно талантливый человек, и он по-настоящему болел театром. Его заносило с его идеями то вправо, то влево, но он всегда искренне верил в то, что он делал!

— Тяжело дались съемки?

— Сложно было в первый съемочный день. Потому что мне, как всегда, «везет»: в первый день мы снимали мою последнюю сцену в этом проекте. А в первый день обычно трясешься как заяц, потому что мысли путаются. Ты себе что-то напридумывал, нафантазировал в теории, а на практике все немного иначе: и костюм другой, и декорации. Но перед первым съемочным днем всегда так: ночью не спится даже. А потом уже вживаешься и плывешь как рыбка, получаешь удовольствие от своей работы… Еще один момент был, когда наш режиссер Егор Анашкин прислал мне отрывок перевода из «Гамлета» (Мамонт Дальский играл Гамлета. — Ред.) того времени… Как бы лучше объяснить… Как там написано, так не говорят вообще! Когда я увидел этот набор слов, то понял, что это просто невозможно выучить. Казалось бы, кусок небольшой, но выучить этот короткий монолог, этот старый язык, который сейчас не употребим, эти все соединения было практически нереально! Но я сделал это! Ну и пока снимался в этой картине, я много крови выпил из семьи…

«У ЖЕНЫ НЕ БЫЛО ВЫБОРА»

— Почему семья страдала?

— Потому что, когда у тебя что-то не получается, когда у тебя в голове только текст плюс параллельно еще два проекта и ты приезжаешь домой только ночью, появляется нервозность. А твоя семья при этом живет в другом ритме. Ты как сумасшедший прибежал и кричишь: «Где вот тут лежало вот это?!» — «Что лежало?» А что лежало, ты уже и сам забыл! «А, паспорт чуть не забыл!» И это безумие всегда передается на семью. Поэтому я шучу всегда, что меня в этой жизни терпит только моя семья любимая, а из других живых существ — разве что дельфины. Больше никто не вытерпит, пожив со мной некоторое время! (Смеется.)

— Супруга, получается, привыкла?

— Да, конечно. Выбора у нее не было.

— Ваша дочь Елизавета тоже решила стать актрисой, насколько я знаю.

— Да, Лиза поступала три года, и в итоге сейчас она учится в театральном институте имени Бориса Щукина. У нее потрясающий мастер — Михаил Петрович Семаков. Там прекрасная школа и замечательные педагоги. Дочь делает большие успехи. И я безумно этому рад, всегда стараюсь попасть на ее студенческие спектакли. Последний раз был на показе у нее, когда она играла старуху Мерчуткину по пьесе Чехова «Юбилей». Это надо было отважиться, чтобы в 21 год сыграть пожилую женщину! Я примчался быстрее со съемок, в зале уже мест не было, конечно же, я аккуратно постоял в дверях, посмотрел на нее и был очень доволен.

ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ

— Видно, как вы гордитесь дочерью. Получается, что не отговаривали ее от этой сложной профессии, зная все подводные камни?

— Я же сам рос в театре (отец Яна — Юрий Цапник — был ведущим актером Челябинского государственного академического театра драмы имени Наума Орлова. — Ред.). Играл какие-то маленькие детские роли, ездил на гастроли. И это было так здорово! Мне даже платили по три рубля за выход… А еще была раньше такая статья за бездетность, и у меня по ней вычитали тогда по три копейки. И мне все это так нравилось! Видите, как меня затянуло! И Лизочка маленькая ко мне в театр приходила и точно так же втянулась…

— То есть шансов выбрать другую профессию не было ни у вас, ни у нее?

— А как вы думаете?! Если папа артист, стать инженером мало шансов. Путь видится только один. Мы даже снимались с ней вместе, у нее были небольшие роли. А в больших ролях, считаю, ей сейчас и не надо пока сниматься. Потому что все, что мешает процессу учебы, — это недопустимо. Здесь надо сначала школу обрести.

— Требований к дочери больше, чем к другим, когда вместе снимаетесь?

— Конечно! И сейчас она может гораздо больше.

ЗАЩИТНЫЙ СКАФАНДР

— Вы перфекционист в плане работы?

— Полный! Как и Дальский, кстати: либо жить, либо не жить! Играть так играть, гулять так гулять, плакать так плакать!

— Кстати, что сложнее: плакать или смеяться?

— Плакать или смеяться — разницы нет. И то и то хорошо. Но ничего сложного в этом нет. Просто не надо играть, надо жить. Это понимаешь уже во второй половине жизни. Просто надо найти еще вещи, которые объединяют тебя с персонажем. Например, тот же Дальский: он сумасшедший — и я тоже сумасшедший; он фанатик своего дела — и я фанатик своего дела.

— Получается, в вашей фильмографии больше ролей таких — веселых балагуров?

— Вы знаете, все-таки там есть и серьезные вещи. Мамонт Дальский — не балагур. Я сам иногда бла-бла-бла, и все думают, что я веселый. Нет, не веселый. Когда моей жене кто-то, например, на премьере говорит обо мне: «Как тебе с ним весело!», у Гали лицо меняется. Она отвечает: «Очень! Вы даже не представляете себе как!» Это все — защитный скафандр. Как нам всегда говорили: что бы у вас в жизни ни случилось, не тащите улицу и ваши проблемы в театр. Не важно, что у тебя температура 39, какая разница зрителю: играешь и играешь! Потом вышел и опять в свои проблемы погрузился, и жалко, что спектакль так быстро закончился: там другой мир, в котором ты был недолго…

ИГОЛКИ ВО ВСЕХ МЕСТАХ

— Многие ваши коллеги сейчас стали режиссерами, продюсерами, преподавателями. Вам близко это? Хотели бы что-то новое попробовать?

— Нет. Вообще не мое! Мне предлагали преподавать. Но из меня не выйдет педагога, потому что я не могу нормальными словами объяснить, меня все бесить начинает! И потом, ну как это — прийти к студентам, сказать: «Здравствуйте, я Ян Цапник!», а потом уехать на съемки куда-то? Мне стыдно будет. Как можно взять за этих детей на себя ответственность, если ты не учишь их? Поэтому надо либо как надо, либо никак. Режиссером тоже не могу быть: я даже перед монитором не могу сидеть — я неуемный, у меня иголки во всех местах! Продюсировать? Так как я учился в спортивном классе, то спасало меня только то, что я много читал. В девять лет я даже Томаса Манна (немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии. — Ред.) прочитал. Поэтому считать цифры, бюджет я бы не смог. Есть же прекрасные продюсеры, которые на своем месте, и они знают свою работу. Зачем я еще туда пойду?!

— Какие роли вам ближе и интереснее играть?

— Меня часто спрашивают журналисты: «Какую роль мечтаете сыграть?» Да мне не важно, кого играть: Гамлета, Офелию или зайчика на солнечной полянке. Играть подлеца — пожалуйста, играть что-то другое — пожалуйста! Мне нравится все: и плакать, и смеяться. И чем больше ты играешь роли, которые отличаются одна от другой, тем лучше. Ведь это и есть твое развитие!