«Я приложил фашистов». Никоненко вспомнил самые памятные Дни Победы
С артистом России Сергеем Никоненко корреспондент aif.ru встретился в Московском государственном академическом театре «Русская песня», где всенародно любимый актер репетировал спектакль «Ради жизни на земле! Василий Теркин». Никоненко играет народного героя, солдата Теркина. В новой постановке Сергей Петрович выступает не только исполнителем главной роли, но и автором сценария совместно с режиссером Любовью Гречишниковой. Премьера масштабного музыкально-драматического спектакля «Ради жизни на земле! Василий Теркин» состоится 9 мая.
По признанию актера, для него День Победы — святой праздник.
«Чтобы не досталась немцам»
Ольга Шаблинская, aif.ru: Сергей Петрович, ваш папа был водителем легендарной «Катюши». Что он рассказывал про войну?
Сергей Никоненко: Какие правила тогда были. Если машина застряла, не вылезает, её надо взорвать, чтобы только не досталась немцам. Отец в 1943 году был контужен, его комиссовали, хотели вообще уволить из армии, ему уже было 45. Он говорит: «Пристроить нельзя куда-нибудь шофером?». «Можно пойти в пожарную команду, но военным». «С удовольствием». А вообще не очень любил он говорить про войну… То, что они видели, тяжко было вспоминать. Помню, один из фронтовиков, когда его попросили поделиться рассказами о войне, ответил: «Про разорванные тела вам рассказать? Это? Про страх, который каждый испытывал и каждый преодолевал?»
Еще запомнились рассказы мамы, которая прошла по дорогам войны тысячи километров, неся меня на руках — Сергей Никоненко
— А у вас самого какие остались детские воспоминания о том времени?
— Я помню первый День Победы. Мне было четыре года. Мы уже вернулись в коммунальную квартиру, где жили одни женщины и дети, мелюзга. По вечерам женщины играли в карты в подкидного дурака, и тетя Груша спросила тетю Настю: «Настя, ты что, опять стирать собралась? Долго будешь стирать-то?». «Да война кончится, и я закончу», — ответила та. А утром тетя Настя стучала во все комнаты коммунальной квартиры: «Победа! Победа!». Открывались настежь окна, работали патефоны, все, кто хоть как-то владел музыкальными инструментами, играли на гармошках, гитарах, скрипках. Звенело всё. Это был такой подъем духа! Ну и, конечно, звучал голос Левитана по радио из черной картонной тарелки.
Еще запомнились рассказы мамы, которая прошла по дорогам войны тысячи километров, неся меня на руках. Не было такой избы, где бы нам отказали в ночлеге, когда она стучала в дверь: «Конечно, проходи, но у нас постелить-то нечего, солому принесем». Если у кого-то тюфяк был, это уже роскошь. И накормят, поделятся, хотя сами скудно жили, крапиву ели.
Помню ещё, что все родственники, которые ехали через Москву, останавливались у нас. В апреле 1945-го у нас остановился буквально на два-три дня дядя Андрей — майор, танкист, папин двоюродный брат. Он мне подарил шоколадный шарик, до этого я вкуса шоколада не знал. Он встретился с женой Ниной, и они взяли меня с собой гулять по Москве, мороженым угощали. В парке Горького по набережной вдоль Москвы-реки стояла трофейная техника — танки, танкетки, бронебойные снаряды, пушки. Для меня это были громадные игрушки, так интересно! Дядя Андрюша меня подсаживал на них. Через пару дней он уехал на войну. А в мае пришло известие, что он погиб. Не дожив до победы двух дней.
О другом воспоминании непедагогично, конечно, рассказывать. Праздновали День Победы в 1947 году. Дело было в Смоленской области у бабушки. В деревне лебеду и крапиву на два километра кругом съели. Щи из лебеды и хлеб из крапивы. Продуктов не было. И тем не менее. дядя Вася Тужиков, раненый в голову, и дядя Миша, потерявший на войне руку, умудрились наварить самогон. Я ненароком зашел к ним в гости — в той деревне все наши родственники. Дядя Вася говорит мне: «Пузырь, иди сюда, давай за победу». И плеснул мне полстакана самогонки. И что вы думаете? Я её выпил! Но не дошёл до дома, упал в канаву. Так что в своей жизни, стыдно признаться, но я в канаве полежал. Небо валится, ручей по спине течёт холодный… Я лежал и звал бабушку: «Баба, баба, баба!». Она пришла, поняла, в чём дело: «Ах, антихристы, чего с мальцом сделали». А мама в то время моего брата в Москве рожала. Если б она узнала, им бы головы не сносить. Дали мне молока топлёного. Кто-то советовал рассолу шестилетнему…
— У вас огромное количество военных ролей. Когда Николай Озеров предложил вам в картине «Сталинград» исполнить генерала Родимцева, каково было замахнуться на такую фигуру?
— Это легенда военная, дважды Герой Советского Союза. Они одной дивизией держали фронт и не пустили фашистов к Волге. Кстати, мой дядя Сережа служил в дивизии Родимцева.
Во время съемок Озеров меня познакомил с генералом Родимцевым. Когда ему представили меня, я был в военной форме, весь такой потёртый, после того, как весь день проползал в кадре под разрывами. А Родимцев стоял и на самодельную удочку пескарей ловил в семейных трусах и в майке. Совсем не помпезный, очень душевный человек.
«Сталинград» — это уже было второе приглашение от грандиозного режиссера Юрия Николаевича Озерова, который закончил войну майором и сам себе сказал: «Если останусь жив, поступлю во ВГИК и сниму картину про войну — то, как я ее видел». Первой моей картиной у Озерова было «Освобождение» — панорамное совершенно потрясающее кино, с которым я кое-куда поездил. Премьера первых двух серий была в Берлине 8 мая 1970 года. Как я отметил 25-летие Победы, навсегда запомнил. Лежу после банкета в гостинице, и чего-то мне не спится — какой там сон в такую ночь! Смотрю на часы — самое время, ровно минуту в минуту, когда был подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Думаю: а ты лежишь, а ну, вставай! У меня было с собой пол-литра водки. Я оделся, взял в один карман бутылку, в другой — стакан. Поймал такси: «Бранденбургтор битте зер». Тогда у Бранденбургских ворот еще стояла берлинская стена, постовой ходил с автоматом. Я налил себе стакан водки, выпил и очень громко кричал: «Русиш зиг!», прибавляя некоторую непарламентскую лексику в адрес фашистов. (Sieg — победа на немецком — прим. ред.) А утром 9 мая я перелетел в Прагу, где меня ждал Коля Олялин. Премьера прошла тихо, но многим чехам она всё-таки по мозгам-то дала, убедила, что не надо баловаться с Россией и дразнить русского медведя, иначе мало не покажется… Шёл, напомню, 1970 год. Прикиньте-ка, что там было в 1968-ом. События серьезные.
А, возвращаясь к моему киногерою, в Москве есть школа имени генерала Родимцева, где я не раз бывал, с ребятами разговаривал, «Тёркина» им читал.
— В грядущем спектакле «Ради жизни на земле! Василий Тёркин» Никоненко выступает не только исполнителем главной роли, но и автором сценария совместно с режиссером. Чем вас привлек этот литературный материал?
— Для меня Василий Теркин — любимый герой. Он выходит из самых трудных ситуаций, не подвержен унынию, тоске, трудностям, особенно во время войны, на фронте — это же невероятно трудная работа — быть солдатом. Даже иногда так и называли солдат — наши русские труженики. Тёркин шел в бой «не ради славы, ради жизни на земле». На таких людях держится страна. Им и посвятил свою поэму Александр Твардовский, потомки которого поддержали нашу идею. А мы посвящаем наш спектакль, премьера которого состоится 9 мая в Московском государственном академическом театре «Русская песня». Мои коллеги, хоть и гораздо моложе меня, но воспринимают всё очень всерьез, им поэзия нравится, они понимают толк в стихах, в языке русском, что очень важно. Молодые актеры оценили грандиозный талант Александра Трифоновича Твардовского, может быть, даже гениальность. Замечательным языком написана книга про бойца, как ее назвал Александр Твардовский, прекрасный наш писатель, поэт. Поэт, прежде всего, конечно. Но еще он был знаменит и как редактор журнала «Новый мир». Я помню 1960-е годы, когда он руководил этим изданием, журнал в киосках раскупался просто в один день, за ним очередь стояла: «Где журнал „Новый мир“?», или «Дайте почитать», — если кто пропустил. Насколько мне памятно, однажды в интервью Твардовский сказал: «Мы не всех писателей жалуем. Приходится отвечать даже маститым и лауреатам, что это ваше произведение ниже художественного уровня нашего журнала».
— Также Никоненко играет в «Русской песне» в спектакле «Калина красная», поставленном режиссёром Дмитрием Петрунем по мотивам Василия Шукшина. У вас роль отца Любы, которую исполняет дочь Василия Макаровича, заслуженная артистка РФ Мария Шукшина. Каким вам запомнился сценарист, писатель, режиссер Василий Шукшин?
— Я еще был первокурсник, а он постарше меня, и уже снимался. Мне Вася запомнился бездомным сначала. Шукшин у меня в чулане ночевал.
Я его видел в фильмах «Два Фёдора», «Золотой эшелон». Однажды Шукшин мне говорит: «Надо на вокзал идти ночевать». «Хочешь, я тебя положу на сундук у себя, там шесть метров у нас кладовка, вся в коробках. Если их раздвинуть, место есть», — ответил я. Шукшин старое пальто постелил — так вот и ночевал. Потом, когда мои родители уезжали, он у меня даже на раскладушке спал. Помню, мы с ним с вечера немножко выпили. Утром Вася говорит: «Пойдем в парк Горького, там хорошая чешская пивная, и шпикачки хорошие. Такая у нас судьба — работаем на студии Горького, отдыхаем в парке Горького. Горькая судьба у нас». Я потом у Василия Шукшина снимался в картине «Странные люди», главную роль играл, Ваську-чудика. Когда несколько лет назад Надежда Георгиевна Бабкина пригласила меня играть в спектакле «Калина красная», я с радостью согласился. Для меня это было очень почетно. В «Русской песне» хорошие, настоящие спектакли — такая постановочная мощная сила здесь задействована! Я однажды задумался: как же это можно было так гармонично соединить драматические сцены и песни. Потом отмотал назад и вспомнил, каким был античный театр, вспомнил Еврипида, Софокла, Аристофана — у них же в постановках всегда хор присутствовал. Герои играют, а хор резюмирует события их жизни, продвигая сюжет вперед или что-то предвидя из будущего действующих персонажей. Так что это принцип античного театра. А у Надежды Георгиевны все постановки разбавлены ещё и замечательной хореографией, в которой даже я принимаю участие.
— В феврале президент наградил вас памятной медалью за проект «В Россию верим». Почему вы приняли участие в этом масштабном цикле мероприятий, посвященных Донбассу?
— Я же русский человек. Могу повторить строчку есенинскую: «Я люблю Родину, я очень люблю Родину».
— Интересно, что у вас даже свитер с портретом Есенина и надписью «Скажу: не надо рая, дайте Родину мою».
— Ей-богу, я не готовился. Прав был другой наш поэт Владимир Маяковский, который сказал: «Но землю, с которой вдвоём голодал, невозможно никогда забыть».
Когда-то нам всем казалось, что больше никогда война не повторится. Но, видите, на западе все это время таили зло в душе. Хотя нет там никакой души! Они держали камень за пазухой по поводу России, нашей громадной территории, наших красот, наших ископаемых. И их потомки сегодня снова показали, какие они рвачи, зарятся на наши недра. Вот им!